У 2005 році на кладовищі Донського монастиря у Москві відбулося перепоховання праху колишнього головнокомандувача Білої армії Антона Денікіна, філософа Івана Ільїна та письменника Івана Шмельова. Надгробки на їхніх могилах були встановлені на особисті кошти Володимира Путіна, що в контексті російських реалій фактично означало “канонізацію” цих особистостей офіційною ідеологією.
При цьому особливу увагу Путін приділяє саме Ільїну: він часто цитує його твори, зокрема і в посланнях Федеральним зборам. Московська газета “Комсомольска правда” таким чином характеризує Ільїна: “Иван Ильин считается самым проницательным русским философом: более полувека назад он ответил на многие вопросы, которые сегодня стоят перед властью”, а також, що прочитання творів Ільїна “позволит многое понять в сегодняшней политике государства”.
Вважається, що “канонізації” Ільїна значною мірою посприяв “головний ідеолог Кремля” Владислав Сурков, батько ідеології “суверенної демократії”, навіяної значною мірою творчістю Ільїна. Це стає очевидним, зокрема, після прочитання таких сентенцій Ільїна:
“..Механическое, количественное и формальное понимание государства, которое осуществляется в западных демократиях, не есть ни единственно-возможное, ни верное. Напротив: оно таит в себе величайшие опасности; оно не блюдет органическую природу государства; оно не единит граждан в Общем… Поэтому такая форма “государственности” и “демократии” не обещает России ничего доброго и не подлежит ни заимствованию, ни воспроизведению. России нужно иное, новое, качественное и зиждительное…Грядущей России предстоит найти для себя — свою, особую, оригинальную государственную форму, такое сочетание из “учреждения” и “корпорации”, которое соответствовало бы русским национальным историческим данным… Перед лицом такой творческой задачи призывы к формальной демократии остаются наивными, легкомысленными и безответственными”.
Найбільше “русским национальным историческим данным”, на думку Ільїна, відповідає монархія: “Россия искони велась и строилась своими законными монархами. Ее история отмечает республиканскую форму два раза — московская “семибоярщина” в эпоху Смуты (1609–1612) и современное нам революционное бедствие (1917–1938). Это означает, что Россия становилась республикой только в периоды разложения и провала”.
Однак, вважає Ільїн, після повалення більшовизму “никакая монархическая форма не сможет быть установлена на основе не осевшего хаоса, в пыли и грязи революционно-контрреволюционного кипения… Какая государственная форма будет тогда возможною, необходимою, желательною, спасительною? Ответ ясен и прост: внепартийная, сверхклассовая, национальная, религиозно-вдохновенная и жизненно-творчески-гибкаядиктатура… Спасти Россию сможет только полновластный глава государства, вокруг которого мы сможем творчески объединиться, забыв все и помня одну Россию … Да будет национальная диктатура, подготовляющая всенародноерелигиозно-национальное отрезвление!… Кто не любит беззаветно своего национального вождя, и не верит ему, и не верит в него, — тот не посылает ему своего сердечно-волевого луча верности, силы и вдохновения, тот не “аккумулирует” к нему или в него, и потому жизненно и творчески теряет его; именно потому персону вождя и Государя враги всегда пытаются обессилить и подорвать подозрениями, насмешкой, очернением и клеветою“.
Отже, ідея “національної диктатури” як жодна інша найбільш підходить для творення ідеологічної основи путінського режиму. Разом з тим, у творчості Ільїна є цікаві моменти, про які російська пропаганда не любить згадувати. Насамперед це ставлення Ільїна до фашизму та націонал-соціалізму.
Після приходу нацистів до влади у Німеччині Ільїн у статті “Национал-социализм” писав: “Я категорически отказываюсь расценивать события последних трех месяцев в Германии с точки зрения немецких евреев, урезанных в их публичной правоспособности…Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе… Сброшен либерально-демократический гипноз непротивленчества. Пока Муссолини ведет Италию, а Гитлер ведет Германию — европейской культуре дается отсрочка. Поняла ли это Европа? Кажется мне, что нет… Поймет ли это она в самом скором времени? Боюсь, что не поймет… В Германии произошел законный переворот…. Германцам удалось выйти из демократического тупика, не нарушая конституции… Демократы не смеют называть Гитлера “узурпатором”; это будет явная ложь… И при всем этом то, что происходит в Германии, есть землетрясение, или социальный переворот. Но это переворот не распада, а концентрации, не разрушения, а переустройства, не буйно расхлестанный, а властно-дисциплинированный и организованный, не безмерный, а дозированный. И что более всего замечательно, — вызывающий во всех слоях народа лояльное повиновение… Удаляется все, причастное к марксизму, социал-демократии и коммунизму, удаляются все интернационалисты и большевизаны; удаляется множество евреев, иногда (как, например, в профессуре) подавляющее большинство их, но отнюдь не все. Удаляются те, кому явно не приемлем “новый дух”.
“Новый дух” национал-социализма имеет, конечно, и положительные определения: патриотизм, вера в самобытность германского народа и силу германского гения, чувство чести, готовность к жертвенному служению (фашистское sacrificio), дисциплина, социальная справедливость и внеклассовое,братски-всенародное единение. Этот дух составляет как бы субстанцию всего движения; у всякого искреннего национал-социалиста он горит в сердце, напрягает его мускулы, звучит в его словах и сверкает в глазах. Достаточно видеть эти верующие, именно верующие, лица; достаточно увидеть эту дисциплину, чтобы понять значение происходящего и спросить себя: “Да есть ли на свете народ, который не захотел бы создать у себя движение такого подъема и такого духа?…
…Этот дух, роднящий немецкий национал-социализм с итальянским фашизмом. Однако не только с ним, а еще и с духом русского белого движения…. Основное и существенное единит все три движения; общий и единый враг, патриотизм, чувство чести, добровольно жертвенное служение, тяга к диктаториальной дисциплине, к духовному обновлению и возрождению своей страны, искание новой социальной справедливости и непредрешенчество в вопросе о политической форме. … Конечно, германец, итальянец и русский болеют каждый о своей стране, и каждый по своему; но дух одинаков и в исторической перспективе един”.
У 1937 році Ільїн заявляє: “Итальянский фашизм, выдвигая идеи “солдато” и “сакрифичио” как основные гражданственные идеи, выговорил по-своему, по-римски то, чем искони стояла и строилась Русь: идею Мономаха и Сергия Радонежского, идею русского миссионерства и русской колонизации, идею Минина и Пожарского, идею закрепощения сословий, идею Петра Великого и Суворова, идею русской армии и белого движения. И “фашизм не дает нам новой идеи, но лишь новые попытки по-своему осуществить эту христианскую, русскую, национальную идею применительно к своим условиям“.
Хоча, живучи в нацистській Німеччині, Ільїн все ж через деякий час розсварився з нацистами і в 1938 році вимушений був виїхати до Швейцарії. Як він писав у тому ж 1938 році у листі до Івана Шмельова, однією з головних причин його розбіжностей із нацистами були розбіжності з українського питання. Якщо точніше, то Ільїн з німецькими нацистами “не поділив” Україну: Ільїн мріяв відновити Російську імперію, а нацисти — Німецьку. У них було різні думки, до якої імперії слід включити Україну.
Позиція Ільїна з українського питання цілком співзвучна з позицією сучасного російського керівництва: “Украина признается наиболее угрожаемою частью России в смысле отделения и завоевания. Украинский сепаратизм есть явление искусственное, лишенное реальных оснований. Он возник из честолюбия вожаков и международной завоевательной интриги. Отделившись, это государство предает само себя на завоевание и разграбление иностранцам. Малороссия и Великороссия связаны воедино верой, племенем, исторической судьбой, географическим положением, хозяйством, культурой и политикой. Иностранцы, подготовляющие расчленение, должны помнить, что они объявляют этим всей России вековую борьбу. Не будет мира и хозяйственного расцвета на востоке при таком расчленении. Россия превратится в источник гражданских и международных войн на века. Расчленяющая держава станет ненавистнейшим из врагов национальной России”.
Ці погляди Ільїна повторює і Владислав Сурков: “Украины нет. Есть украинство. То есть специфическое расстройство умов. Удивительным образом доведенное до крайних степеней увлечение этнографией…. Принуждение силой к братским отношениям — единственный метод, исторически доказавший эффективность на украинском направлении. Не думаю, что будет изобретен какой-то другой”.
Навіть після Другої світової війни і поразки гітлерівської Німеччини, Ільїн писав у 1948 році, що “фашизм есть явление сложное, многостороннее и, исторически говоря, далеко еще не изжитое. …Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма — это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным. Такая концентрация будет осуществляться и впредь, даже в самых демократических государствах; в час национальной опасности здоровые силы народа будут всегда концентрироваться в направлении охранительно-диктаториальном. …Фашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства, без которого ни один народ не может ни утвердить своего существования, ни создать свою культуру.
Однако наряду с этим фашизм совершил целый ряд глубоких и серьезных ошибок, которые определили его политическую и историческую физиономию и придали самому название его ту одиозную окраску, которую не устают подчеркивать его враги. … Фашизм не должен был занимать позиции, враждебной христианству и всякой религиозности вообще. фашизм мог и не создавать тоталитарного строя; он мог удовлетвориться авторитарной диктатурой”.
Оскільки термін “фашизм” на думку Ільїна, після Гітлера і Муссоліні виявився дискредитованим, то “для будущих социальных и политических движений подобного рода надо избирать другое наименование … Франко и Салазар поняли это и стараются избежать указанных ошибок. Они не называют своего режима “фашистским”. Будем надеяться, что и русские патриоты продумают ошибки фашизма и национал-социализма до конца и не повторят их”.
Отже, на думку Ільїна, щоб не повторювати помилок попередніх поколінь фашистів, потрібно, насамперед, поєднати “національну диктатуру” з релігією (а не протиставляти їх, як це робив Гітлер), обмежитися авторитаризмом (без перетворення його на тоталітаризм), і, використовуючи елементи ідеології і політичні методи фашистів, не називати себе фашистами. Значною мірою ці настанови Ільїна були реалізовані очільниками сучасного російського політичного режиму. Хоча замаскувати його сутність не завжди вдається. Так, директор московського Центру постіндустріальних досліджень Владислав Іноземцев характеризує сучасну Росію: “Росія сьогодні не є неліберальною демократією: це фашистська держава на ранніх стадіях”.
Джерело:
