Директор военных программ Центра Разумкова Николай Сунгуровский изначально не строил иллюзий об эффективности Будапештского меморандума как гарантии безопасности нашей страны.

Вместе с тем эксперт считает, что подписанный 5 декабря 1994 года в столице Венгрии документ, в будущем может стать основой для дальнейших международных переговоров по усилению таких гарантий.

В эти дни авторитетный представитель одного из ведущих  аналитических центров страны принял участие в ряде публичных дебатов, посвященных событиям 22-летней давности, в контексте вероломного нарушения Меморандума в 2014-м году одним из подписантов — Российской Федерацией.

В кулуарах одного из этих мероприятий эксперт дал эксклюзивное интервью для QHA.

— Николай Викторович, на всех наших круглых столах и в прессе в эти три последних года отечественная власть подвергается нещадной критике за излишнюю доверчивость 1994-го года...

— Не думаю, что в начале 90-х у нашего руководства был широкий выбор. Ведь 176 баллистических ракет, размещенных на нашей территории, был нацелены на Запад и они не могли не вызвать озабоченность у лидеров западного мира. Иное дело, что наша власть бездарно разпорядилась следующими двумя десятками лет, хронологически отделяющими автограф Бориса Ельцина от телевизионных крымских откровений его преемника в 2014-м году.

— Скажите, а в контексте этой агрессии есть ли какая-то перспектива реанимации Будапештского меморандума в будущем?

— Меморандум по сути является низшим по рангу международным договором, за которым должны последовать более важные договоренности.

— Т.е., выражаясь нынешней терминологией, тогда в этом документе со статусом «Модус Вивенди» не была предусмотрена «дорожная карта» дальнейших шагов?

— В принципе, сам текст меморандума и не должен её предусматривать. И видения такого не было, да и подобная задача тогда так не стояла. Задача была в ином: под минимальные обещания и гарантии выдавить из Украины обещание отказа от ядерного оружия. Третий по численности в мире боевой ядерный арсенал в руках нового молодого государства по западной логике представлял определённые риски.

— А гарантии безопасности для нас?

— Там другое существительное упоминалось — «обязательство». Напомню последовательность нашего ядерного разоружения. Сначала вывели на территорию РФ всё тактическое оружие, вернее мобильные его носители, а потом перешли к рассмотрению вопроса: что же делать с шахтами, где установлены стратегические ядерные ракеты.

Вот тогда и приступили к работой над меморандумом. Начиналось это еще при президенте Леониде Кравчуке, а сам текст документа подписывал уже Леонид Кучма.

— И всё же, можно ли этот документ как-то использовать в будущем с пользой для Украины в практическом ключе?

— Можно. Скажем, как основу для дальнейших переговоров. Ведь для выполнения он действительно бесперспективен, так как нет механизма его реализации. Впрочем, эта беда многих международных договоренностей, не только Будапештского меморандума.

— Последнее выступление Путина в Законодательном собрании выглядит, как выступление какого-то министра по экономике или по социальной сфере. Он что, пошел на попятную в своей агрессивной политике?

— Выходить с чем-то непопулярным к народу в России не принято. Говорится обычно то, что приятно услышать. И то, что в его послании не было военной ура-патриотической риторики — тоже понятно, поскольку хвастаться особенно нечем и эту тему сейчас просто невыгодно освещать.

При этом, к сожалению, никаких признаков того, что он будет отказываться от своих агрессивных намерений ни в его речи, ни в подписанной им накануне Концепции внешней политики Российской Федерации я не обнаружил, не смотря на наличие 56-го пункта о «выстраивании партнерских отношений с Украиной при соблюдении своих национальных интересов».

— Кстати, именно в этом пункте Кремль говорит о необходимости политико-дипломатического урегулирования конфликта на Донбассе и вновь иезуитски называет его «внутриукраинским». А что, по-вашему, нас ждёт в деле прекращения противостояния?

— Нас ждёт период очень трудных решений, которые, на мой взгляд, должны выходить на международный уровень, потому что Донбасский конфликт да и Крымский, в том числе, невозможно решить между двумя сторонами. Нужна третья миротворческая сторона.

Ею могут быть лишь силы ООН, никакой не ОБСЕ. Представители последнего не имеют никакой корзины военных средств, поэтому исчерпали себя полностью. А привлечь туда миротворческий силы ООН можно. Но реально это будет сделать в тот момент, как только РФ не будет иметь в Совбезе права вето.

— А это возможно?

Думаю, предыдущие решения Гаагского суда, Парламентской Ассамблеи ООН, ПАСЕ по признанию РФ агрессором — всё это должно сложиться, как пазл, в голосовании на Генеральной Ассамблее ООН, при котором Россия будет лишена права вето, как участница конфликта.  

— Но РФ – постоянный член Совбеза.

— Существует 27 статья Устава ООН, при которой достаточно семи голосов из 15-ти членов Совбеза (постоянных или временных — неважно) для обращения в парламентскую Ассамблею ООН, чтобы та приняла решение (согласно принятой еще в 1950-м году резолюции «Единство ради мира»), позволяющее преодолеть вето государства-стороны конфликта и исключающее его из процедуры голосования. Т.е. если Ассамблея поддержит это решение, РФ будет лишена права голоса при рассмотрении украинского вопроса до тех пор, пока он не будет решен.

— А за 70 лет существования Объединённых Наций были ли прецеденты, когда удалось преодолеть блокирующее вето постоянного члена Совбеза?

— Да, раза три, если мне не изменяет память. Один раз даже американское вето преодолели, когда принимали резолюцию по Палестине. Но подобная резолюция по России на Ассамблее должна набрать две трети голосов членов ООН. Это приблизительно 136-138 стран-участниц. Это достаточно трудно, но возможно. Поэтому нашему дипломатическому корпусу есть над чем работать.

— В эти дни исполняется не только 22 года Будапештскому меморандуму, но и 25 лет со дня создания Вооруженных Сил Украины. Более чем за два года российской агрессии, по-вашему мнению, улучшилась ли боеготовность наших солдат и офицеров?

— Безусловно, наши бойцы подросли, причем очень существенно. Фактически из ничего были созданы реальные Вооруженные силы, может пока еще не того потенциала, который нам хотелось бы иметь, но мы его достигаем в меру наличия ресурсов и умения их использовать. Отрадно, что во многом наша армия становится по-настоящему народной, учитывая количество контрактников и тех ребят, которые служат в добровольческих батальонах.

— На дискуссии вспоминали ошибки нашего прежнего руководства. Досталось и подписанту Будапештского меморандума Леониду Кучме, в частности за то, что он сперва создал, а потом ликвидировал Национальную Гвардию. Мне всегда казалось, что в 90-е года она у нас выполняла преимущественно церемониальные функции — встречала в Борисполе или возле Марининского дворца высоких зарубежных гостей, а Оркестр Нацгвардии поднимал настроение земляков на праздниках. В то же время у Путина создаваемая Нацгвардия — как личная опричнина. Стоило ли возрождать подобную структуру у нас?

— Безусловно. К тому же, у нас эта институция входит в систему Министерства Внутренних Дел и является самой мощной в составе этого ведомства. Напомню, что наши Вооруженные Силы не имеют права быть задействованными для решения внутриполитических проблем, поскольку конституционно призваны для защиты от внешнего агрессора. А Национальная Гвардия, среди прочего, может привлекаться к операциям по борьбе с нелегальными формированиями или к усмирению внеправовых акций протеста.

— Несмотря на юбилей ВСУ, в конце хотелось бы спросить о грустном. Скажите, по какой причине  случилась недавняя трагедия в Княжичах, унесшая жизни шести наших силовиков в самом расцвете?

— У меня нет полной информации обо всех деталях этой трагедии, поэтому окончательных выводов сделать я не могу. Но одно можно сказать сразу: в системе при нормальной координации между ведомствами и отдельными их подразделениями и службами такого быть не должно. Возможная причина — существующая, но ненужная конкуренция между силовыми ведомствами, подчинёнными руководителям, пришедшим во власть по разным партийным квотам. Мне кажется, что пробуксовка наших реформ объясняется, среди прочего, именно отсутствием необходимой координации действий между разными исполнителями.

Беседу вёл Александр Воронин