Специалист по вопросам внешней политики и международной безопасности Михаил Пашков рассказал о главных задачах Украины на международной арене и о разнице между блокадами Донбасса и Крыма.
Александр Воронин: Год назад наша делегация во главе с Петром Порошенко так же ездила на саммит Генеральной Ассамблеи ООН. Сейчас все еще подбивают итоги нынешнего выступления президента. Стали ли наши международные партнеры за этот год более четко понимать то состояние, в котором оказалась Украина?
Михаил Пашков: Я думаю, да. Если сравнивать ситуацию, которая была во время первой встречи с президентом Трампом, то, очевидно, что подвижки произошли. Стало больше понимания украинской позиции, в том числе, в сфере безопасности. С другой стороны, американцы заняли довольно жесткую позицию относительно ситуации вокруг Донбасса и Крыма. В первую очередь, это решение американского Конгресса по санкциям.
Александр Воронин: В воскресенье в Германии выборы, и после них, возможно, будет возобновлен Нормандский переговорный формат. Есть ли надежды, что он станет более конструктивным?
Михаил Пашков: Я думаю, что после выборов в Германии и назначения канцлера, этот двухтактный европейский франко-германский мотор заработает на полную мощность. Российские надежды на то, что Макрон займет более мягкую позицию, не оправдались. Поэтому у нас есть основания говорить, что Нормандский формат постарается продвинуть переговорный процесс реализации Минских соглашений. Но я достаточно скептично оцениваю перспективу, учитывая, что еще год назад в Берлине состоялась встреча Нормандской четверки, и шла речь о составлении дорожной карты выполнения Минских соглашений. Она до сих по не создана. Поэтому, как мне кажется, этот процесс будет достаточно длительным.
Александр Воронин: Что представляют собой инициативы о введении миротворческой миссии ООН на Донбасс как с нашей стороны, так и со стороны Путина?
Михаил Пашков: Если говорить об инициативе России, о внесении проекта резолюции в Совет Безопасности, то это многоцелевая инициатива. Очевидно, что приближаются выборы в России в марте 2018-го года, когда нужно показать партнерам, что Россия стремится к миру, что послужило бы сигналом для пророссийских сил в Европе по активизации усилий для снятия санкций. Ведь для России санкции весьма болезненны, они носят очень серьезный сдерживающий фактор. Если посчитать цену санкциям, которые ввел Запад, то это весьма существенно в совокупности с другими затратами разных военных авантюр: война в Сирии и содержание разных непризнанных республик.
А с другой стороны, понятно, что эта инициатива преследует цель размыть позицию Украины, извратить саму идею миротворческой миссии и представить ее как некую прокладку между миссией ОБСЕ и обеими враждующими сторонами. Это имеет мало общего с философией и технологией миротворческих миссий, которые реализует ООН. Поэтому то, что предложила Россия, на сегодняшний день неприемлемо для Украины по многим причинам. Во-первых, эта инициатива предполагает прямой контакт с «Л/ДНР» на уровне ООН, то есть их полную легитимизацию. Во-вторых, понятно, что эта инициатива по охране миротворцев является легитимизацией российского присутствия в зоне АТО.
Александр Воронин: Насколько быстро в США может продвигаться дипломатическое понимание украинских проблем, и наоборот — отход от России?
Михаил Пашков: Я думаю, что позиции Трампа серьезно изменились, если брать начало его президентства и нынешнее время. Если вначале Трамп говорил о возможности большой сделки с Россией, о том, что можно договориться с Путиным, ведь он хороший парень, то сейчас под давлением как демократов, так и республиканцев Трамп занимает жесткую позицию, и он подписал закон о санкциях. С другой стороны, у Трампа очень много проблем внутри своей страны, в том числе, и ссора с силовыми ведомствами, и проблемные отношения с внешнеполитическими ведомствами, и со средствами массовой информации. То есть у него очень много проблем, которые ему нужно решать не внешними методами, а политикой внутри страны. И в данный момент Трамп идет в фарватере курса, который соответствует настроениям большинства в Конгрессе. И это, на мой взгляд, является наиболее главным и важным.
Александр Воронин: Если вернуться к теме миротворцев, то есть риск, что постоянный член Совета Безопасности — Россия может наложить вето на инициативу о мирном решении с помощью миротворческой миссии.
Михаил Пашков: Верно, все ключевые проблемы переносятся на Совет Безопасности. И данное решение по миротворцам — это тоже прерогатива Совбеза. В случае конфликтности и нерешаемости этой проблемы, вопрос может перенестись на Генеральную Ассамблею. Но все равно окончательное решение должен принимать Совет Безопасности, хотя можно это вето и обойти.
Я бы хотел подчеркнуть другое: на открытии Генассамблеи Трамп говорил о реформе ООН в целом. Предполагается, что страна-постоянный член Совбеза, если она является стороной конфликта, воздерживается от голосования. Этот механизм был бы эффективен и справедлив в нынешней ситуации, потому что Россия неоднократно блокировала решение Совбеза по ряду вопросов. То есть блокирующий пакет у одной из стран является проблемным. И по сути дела, и Совет Безопасности, и ОБСЕ показали неадаптированность, низкую эффективность поиска ответов на сегодняшние ключевые вызовы и угрозы, которые нарастают в мире. Исходя из этого назрела необходимость реформы ООН.
Александр Воронин: Что может быть стартом реформы?
Михаил Пашков: Стартом может быть предложение политиков, продвижение этого вопроса на Генеральной Ассамблее ООН. То есть Генассамблея является ключевым органом, там должно приниматься решение по этому вопросу. Но опять же, есть блокирующие голоса России и других стран, которые к ней присоединятся, да и американцы с китайцами не спешат отказываться от блокирующего голоса в Совбезе.
Александр Воронин: Есть ли, по-вашему, разница между гражданской блокадой Крыма и блокадой на Донбассе?
Михаил Пашков: Разница весьма существенная. Потому что в отношении Крыма до сих пор не отменен закон о свободной экономической зоне, поэтому там это очень важно и необходимо. Хотя, с другой стороны, в отношении Крыма действует закон об оккупированных территориях.
А что касается ОРДЛО, то эта территория не определена законодательно. То есть непонятно, каковы отношения центральной власти Украины с этими территориями. В прошлом году был внесен в Верховную Раду законопроект по оккупированным территориям. Если бы он был принят, проблема бы решилась быстро, ведь не надо было бы придумывать велосипед — есть Женевская конвенция 1949-го года, и она предопределяет отношения между страной, которая пострадала от агрессии, и властями, которые эту территорию оккупировали.
Александр Воронин: Я так понял, Россия предприняла шаги раньше, и в довесок к гибридной войне применила еще и гибридную дипломатию — Минский процесс?
Михаил Пашков: Мягко говоря, я не большой поклонник Минских соглашений, они носили, скорее, вынужденный характер. С одной стороны, они действительно снизили интенсивность боевых действий, но не решили проблему, и фактически предопределили неразрешимое столкновение позиций. Потому что 13 пунктов Минских соглашений не то чтобы противоречат один другому, но и не вытекают один из другого.
Самое простое решение, которое могло бы быть на сегодняшний день, — это отдельно вычленить три пункта Минских соглашений и принять их на Нормандском формате. Это прекращение огня, развод войск и верификация. Тогда мы просто без миротворцев замораживаем эту ситуацию и прекращаем боевые действия. Потом уже можно говорить о политической части Минских соглашений, то есть о выборах и о других вещах. Но сначала нужно прекратить ежедневный конвейер смерти.
Александр Воронин: Мы понимаем, что исход выборов в России очевиден, но мы знаем, что Путин любит побеждать с большим перевесом, который ему обеспечивают какие-то внешнеполитические мероприятия. Как вы думаете, за этот год он тоже предпримет нечто подобное?
Михаил Пашков: Путин сейчас стоит перед определенным выбором в отношении Донбасса. Дело в том, что именно внешняя политика является стимулом для внутренней мобилизации страны. Даже план реформ Медведева ничего нового не предлагает. То есть ситуация внутри страны вряд ли может объединить людей. А внешний фактор очень активно использовался российской властью долгие годы. Например, Америка — главный враг, потом были бандеровцы в Украине и Европейский Союз, который ввел санкции. В России усиливалась философия осажденной крепости. Она была и остается.
Есть предположение, что для усиления позиций власти, Россия возьмет и признает независимость «ДНР» и «ЛНР», или объединит Северную и Южную Осетию, и включит в состав России. В Абхазии, например, уже армия соединена с российской армией. То есть идут необратимые процессы.
А на Донбассе продолжается гибридная аннексия. Осенью планируют провести экономический конгресс в Донецке по дальнейшей интеграции Донбасса с Россией, и таких конгрессов прошло уже два. Этими процессами внутри ОРДЛО руководит российский блок министерств. Россия, очевидно, рассчитывает, что Донбасс уже прошел точку невозврата, поэтому можно заниматься миротворческими мероприятиями, делать минимизацию этой проблематики. Я думаю, наиболее реальным вариантом будет тот, что конфликт на Донбассе будет продолжаться в полузамороженном состоянии с перспективой эскалации.
Александр Воронин: Какова должна быть позиция Украины на международных площадках, чтобы поддержка нашей страны была более ощутимой?
Михаил Пашков: Это ключевая проблема. Задача № 1 для украинской внешней политики — это, по меньшей мере, сохранить уровень международной поддержки и солидарности с Украиной в нынешней ситуации. Я вам напомню две цифры. Весной 2014-го года, когда произошла аннексия Крыма, на Генассамблее ООН украинскую позицию поддержало 100 стран. В декабре 2016-го года по этой же тематике — уже 70. То есть тенденции таковы, что Россия проводит очень серьезную экспансию в Европе, чтобы расширить своих сторонников. Поэтому для Украины стоит четырёхуровневая задача. Первое — это укрепление национальной безопасности; второе — удержание помощи, поддержки и солидарности международного сообщества; третье — внутренние реформы; четвертое и ключевое — борьба с коррупцией.
Александр Воронин: Что нам готовит 2018-ый год по части мероприятий мирового и европейского характера? Что может использовать Россия и что можем использовать мы?
Михаил Пашков: Следующий год нам принесет очередную каденцию президента России Владимира Путина. Мне представляется, что в марте его выберут вновь, и нам предстоит сосуществование с РФ еще на протяжении шести лет. И для нас принципиально важно разработать концептуальную программу жизни с Россией, ведь мы не можем никуда деваться, имея больше двух тысяч километров общей границы.
Мы провели две международные конференции, и в прошлом году представили нашу концепцию сосуществования с Российской Федерацией в экономической, политической, гуманитарной и энергетической сферах. Мы попытались разработать правила игры для украинских актеров на российском направлении. У нас постоянно возникают вопросы такого порядка: устанавливать ли визовый режим с Россией, разрывать ли дипломатические отношения, как с Россией торговать, участвовать ли нам в СНГ и так далее.
Александр Воронин: Закончились совместные учения России и Беларуси, которые оказались трагическими для российской армии — там погибло несколько военных начальников. Но не случилось ни аннексии Беларуси, ни прорыва в сторону Балтии. Будет ли, по вашему мнению, Россия и дальше разыгрывать свою имперскую карту?
Михаил Пашков: На постсоветском пространстве есть несколько замороженных и потенциальных конфликтов. Я имею ввиду и Беларусь, и Казахстан, и Молдову, и Украину, и Грузию, и Азербайджан с Арменией. И пульт управления интенсивностью этих очагов находится в кабинете № 1 в Кремле. Поэтому в данном случае для давления на Европу Россия будет регулировать температуру этих конфликтов. Поэтому для нас важно стараться более эффективно их локализовать и минимизировать их эскалацию.
